---

Стоп игра и будь что будет - победителей не судят.
Боль моя - вулкан остывший, ты теперь мой новый бывший.
Стоп игра и будь что будет - победителей не судят.
Боль моя - вулкан остывший, ты теперь мой новый бывший.

---

[indent] стив приучал себя - з а б ы в а т ь; а после ночами выл в подушку раненным зверем, размазывая слезы стылые, горькие по щекам, прижимался к баки по утрам - уже выхолощенный, опустошенный - истерзавший себя в клочья, сворачиваясь в клубок, дрожа от осознания, что брок мертв // что его муж умер и уже не будет... ничего не будет. стив приучал себя - н е в е р и т ь; а после накатывали вихрями // цунами // вспышками на солнце // бликами ярчайшими, что резали // били по глазам - в о с п о м и н а н и я о сильных мозолистых шершавых ладонях, что так часто путались в волосах его на загривке; о запахе парфюма с ноткой цитрусовых; о шепоте хриплого голоса надрывном на выдохе; об улыбках, что только для него // ему были предназначены; о вечерах вдвоем, когда они лежа на диване смотрели какую-нибудь очередную франшизу, посоветованную стиву друзьями-мстителями, о ленивых поцелуях; о спорах,завсегда переходящих сначала в ссору, а после в примирительный секс. о тех двух годах - когда он был впервые за всю свою жизнь полноценно // полноправно // бесконечно счастлив. о тех двух годах, в которых он позволил себе жить на полную, отпустить в кое-то веки вину свою за смерть баки, отпустить даже само чувство свое первое, нежное, ранимо-трогательное к лучшему другу. о тех двух годах, в которых он знал, что нашел свой дом в этом веке для него прежде чуждом. он был с ч а с т л и в. он был в л ю б л е н. с броком // в брока.

[indent] стив приучал себя - ж и т ь. словно заново учился ходить, дышать, чувствовать. сосредотачиваться на крохотных повседневных задачах: проснуться, принять душ, разобрать почту на ноутбуке, поесть, отправиться снова на поиски баки, съездить на базу к наташе и остальным. стив заставлял себя делать то, что должно. стив по инерции снова и снова становился капитаном, больше не пытаясь обнажить нежное нутро даже перед друзьями. особенно, наверное, перед ними. потому, что вынести молчаливое понимание наташи или еще хуже сочувствие сэма было просто ему не под силу. и даже баки... его баки - ж и в о й. найденный, спасенный {пусть именно в этом самом спасении и не нуждающийся} не спасал от этой треклятой депрессивной меланхолии. не до конца. у баки и своих проблем было предостаточно и стив, какое-то время сосредотачивался именно на них. рыскал по всему свету, покуда баки заморозился в поисках доказательной базы для снятия обвинения с сержанта "воющих коммандос" всех обвинений, для реабилитации, для признания его военнопленным, подвергавшимся пыткам. договаривался, изворачивался, боялся натолкнуться на тони и привести хвост в ваканду, то и дело спасал со вдовой и соколом мир от второсортных террористов, которые сыпались на планету, как из рога изобилия после зоковийского договора, отрезавшего подписавших его мстителей от таких вот полулегальных миссий.

[indent] это уже после... когда все было готово, когда оставалось только дать делу ход {стив все еще подбирает адвокатов, едь положиться в этом деле на штат юридического отдела "старк индастриз" не получится} // когда шури вычистила из головы баки все остаточные триггеры и коды зимнего солдата... стив дал себе слабину. потому, что с баки было можно. потому, что стив отчего-то был уверен в том, что возлюбленный его не осудит, не пожалеет, но даст ему - стиву - именно то, в чем он отчаянно нуждался все это время возможность отпустить себя. и стив изливался слезами, оплакивал и брока, и их любовь, которая то и дело казалась ему лишь фальшью, и собственную слепоту да наивность, суженность, ограниченность, зашоренность, слепоту. в руках баки можно было сколько угодно - быть слабым, глупым, быть тем самым стиви из бруклина, чье сердце оказалось разбитым вдребезги. с баки можно было размазывать слезы по щекам, с баки можно было ночами напролет предаваться эскизе.

[indent] вот только баки остался в ваканде {он устал от бесконечной войны, что самому стиву заменила жизнь и роджерс не мог его в этом винить} // вот только брок оказался ж и в ы м. испещренным шрамами бугрящимися по некогда лощенной смуглой коже. он не может не улыбнуться, слыша привычное ворчание мужа - что ж... стоит признать, что помимо рамлоу и барнса за тем, чтобы роджерс хоть иногда питался следить было всегда некому. сам стив вспоминал на миссиях о том, что он голоден безбожно крайно редко, живя привычно, как шутили всегда мстители на одном только заряде патриотизма {которого было в последнее время неоправданно мало - стив устал быть тем, кого хотело всегда, еще с середины сороковых видеть в нем государство и правительство и да и не был он больше капитаном америка - больше нет}. - мой желудок и не такое переваривал, - привычно бурчит в ответ он, словно это всего-то навсего обычный день, словно они просто встретились дома после очередной изнурительной миссии; словно не было этих двух лет в разлуке. на какой-то краткий миг, удар сердечной мышцы - стив с ч а с т л и в лишь этим.

[indent] он видит одежду, сложенную на стуле. новую, козыряющую бирками магазинными. купленную для него. словно его здесь ждали. словно он был все это время нужен и судорожно глотает воздух, когда протягивает руку и пробегается пальцами по тонкому хлопку кончиками пальцев - он всегда ненавидел синтетику и брок прекрасно это знавший, хмыкал зачастую о том, что на покупке для стива вещей они разорятся. надевает и футболку и штаны, оставляя их на бедрах - привычно. садится за стол и складывает руки пред собою в замок, предпочитая на чужой (?) территории по правилам хозяйским. хотя это тоже из общего прошлого очередное напоминание. даже, если они были разругавшиеся вдрызг, но им удавалось ужинать {обедать // завтракать} вместе - они всегда оставляли проблемы за пределами кухонной зоны ровно до того, как в четыре руки не перемывали всю посуду - стив ненавидел посудомойки и брок ему и в таких мелочах вот тоже потворствовал. он дергает уголком губ, когда брок обрывает себя, переводя, не договаривая и это тоже б о л ь н о. а ведь, еще неделю назад, когда он обессиленный очередным кошмаром, засыпать себе позволял в тисках объятий баки, он почти что поверил, что смог... что пережил это... что научился о т п у с к а т ь. что ж... нет. не смог. он кивает в знак согласия и на вино и на отсрочку объяснений, которые они друг другу задолжали. уж полчаса на спокойный полуночный ужин // завтрак они найти могут.

[indent] стив поднимается первым, когда опустошает тарелку, и почти что утоляет голод {какова насмешка ведь с броком он всегда был голоден - до секса, до нежности, до простой человеческой близости - с рамлоу он готов был даже просто молчать, лишь бы рядом // лишь бы вместе}, собирает тарелки и отходит к раковине, привычными, отработанными жестами начинает мыть посуду {кто готовил - тот не моет! - это тоже очередное их не гласное правило - их д о м а} и подает тарелки чистые броку, чтоб тот вытирал. привычные манипуляции. словно они у себя в таунхаусе {запертом на ключ, покрытом пылью, в который стив так и не смог вернуться} // да кухня и вправду словно оттуда - и гарнитур тяжеловесный цельного дерева и расположение шкафчиков и чертовы парные чашки, что притащил им как-то роллинз на очередные посиделки совместные за пивом да бейсболом.

[indent] он не оборачивается на брока, когда вручает ему последнюю тарелку. просто подхватывает полотенце с крючка и проворачивает ткань мягкую на каждом пальце своем, вытирая руки, а после подхватывает вино свое в бокале плещущееся {кроваво красное, а ведь они с броком всегда спорили по этому поводу, стив любил белое, даже под мясо в противоречие всем правилам и догмам, словно хотя бы в таких вот мелочах потворствуя своим слабостям} и возвращается в гостиную, наполненную фотографиями и его собственными набросками, за которыми так и не смог вернуться в их дом. а брок вот, видимо, смог. - ты же понимаешь, что нам придется поговорить о прошлом, - фыркает он, слыша шаги мужа позади себя. - обо всем. - режет наживую без анестезии, чтоб наверняка.

---

Стоп игра и будь что будет - победителей не судят.
Боль моя - вулкан остывший, ты теперь мой новый бывший.
Стоп игра и будь что будет - победителей не судят.
Боль моя - вулкан остывший, ты теперь мой новый бывший.

---

[indent] стив приучал себя - з а б ы в а т ь; а после ночами выл в подушку раненным зверем, размазывая слезы стылые, горькие по щекам, прижимался к баки по утрам - уже выхолощенный, опустошенный - истерзавший себя в клочья, сворачиваясь в клубок, дрожа от осознания, что брок мертв // что его муж умер и уже не будет... ничего не будет. стив приучал себя - н е в е р и т ь; а после накатывали вихрями // цунами // вспышками на солнце // бликами ярчайшими, что резали // били по глазам - в о с п о м и н а н и я о сильных мозолистых шершавых ладонях, что так часто путались в волосах его на загривке; о запахе парфюма с ноткой цитрусовых; о шепоте хриплого голоса надрывном на выдохе; об улыбках, что только для него // ему были предназначены; о вечерах вдвоем, когда они лежа на диване смотрели какую-нибудь очередную франшизу, посоветованную стиву друзьями-мстителями, о ленивых поцелуях; о спорах,завсегда переходящих сначала в ссору, а после в примирительный секс. о тех двух годах - когда он был впервые за всю свою жизнь полноценно // полноправно // бесконечно счастлив. о тех двух годах, в которых он позволил себе жить на полную, отпустить в кое-то веки вину свою за смерть баки, отпустить даже само чувство свое первое, нежное, ранимо-трогательное к лучшему другу. о тех двух годах, в которых он знал, что нашел свой дом в этом веке для него прежде чуждом. он был с ч а с т л и в. он был в л ю б л е н. с броком // в брока.

[indent] стив приучал себя - ж и т ь. словно заново учился ходить, дышать, чувствовать. сосредотачиваться на крохотных повседневных задачах: проснуться, принять душ, разобрать почту на ноутбуке, поесть, отправиться снова на поиски баки, съездить на базу к наташе и остальным. стив заставлял себя делать то, что должно. стив по инерции снова и снова становился капитаном, больше не пытаясь обнажить нежное нутро даже перед друзьями. особенно, наверное, перед ними. потому, что вынести молчаливое понимание наташи или еще хуже сочувствие сэма было просто ему не под силу. и даже баки... его баки - ж и в о й. найденный, спасенный {пусть именно в этом самом спасении и не нуждающийся} не спасал от этой треклятой депрессивной меланхолии. не до конца. у баки и своих проблем было предостаточно и стив, какое-то время сосредотачивался именно на них. рыскал по всему свету, покуда баки заморозился в поисках доказательной базы для снятия обвинения с сержанта "воющих коммандос" всех обвинений, для реабилитации, для признания его военнопленным, подвергавшимся пыткам. договаривался, изворачивался, боялся натолкнуться на тони и привести хвост в ваканду, то и дело спасал со вдовой и соколом мир от второсортных террористов, которые сыпались на планету, как из рога изобилия после зоковийского договора, отрезавшего подписавших его мстителей от таких вот полулегальных миссий.

[indent] это уже после... когда все было готово, когда оставалось только дать делу ход {стив все еще подбирает адвокатов, едь положиться в этом деле на штат юридического отдела "старк индастриз" не получится} // когда шури вычистила из головы баки все остаточные триггеры и коды зимнего солдата... стив дал себе слабину. потому, что с баки было можно. потому, что стив отчего-то был уверен в том, что возлюбленный его не осудит, не пожалеет, но даст ему - стиву - именно то, в чем он отчаянно нуждался все это время возможность отпустить себя. и стив изливался слезами, оплакивал и брока, и их любовь, которая то и дело казалась ему лишь фальшью, и собственную слепоту да наивность, суженность, ограниченность, зашоренность, слепоту. в руках баки можно было сколько угодно - быть слабым, глупым, быть тем самым стиви из бруклина, чье сердце оказалось разбитым вдребезги. с баки можно было размазывать слезы по щекам, с баки можно было ночами напролет предаваться эскизе.

[indent] вот только баки остался в ваканде {он устал от бесконечной войны, что самому стиву заменила жизнь и роджерс не мог его в этом винить} // вот только брок оказался ж и в ы м. испещренным шрамами бугрящимися по некогда лощенной смуглой коже. он не может не улыбнуться, слыша привычное ворчание мужа - что ж... стоит признать, что помимо рамлоу и барнса за тем, чтобы роджерс хоть иногда питался следить было всегда некому. сам стив вспоминал на миссиях о том, что он голоден безбожно крайно редко, живя привычно, как шутили всегда мстители на одном только заряде патриотизма {которого было в последнее время неоправданно мало - стив устал быть тем, кого хотело всегда, еще с середины сороковых видеть в нем государство и правительство и да и не был он больше капитаном америка - больше нет}. - мой желудок и не такое переваривал, - привычно бурчит в ответ он, словно это всего-то навсего обычный день, словно они просто встретились дома после очередной изнурительной миссии; словно не было этих двух лет в разлуке. на какой-то краткий миг, удар сердечной мышцы - стив с ч а с т л и в лишь этим.

[indent] он видит одежду, сложенную на стуле. новую, козыряющую бирками магазинными. купленную для него. словно его здесь ждали. словно он был все это время нужен и судорожно глотает воздух, когда протягивает руку и пробегается пальцами по тонкому хлопку кончиками пальцев - он всегда ненавидел синтетику и брок прекрасно это знавший, хмыкал зачастую о том, что на покупке для стива вещей они разорятся. надевает и футболку и штаны, оставляя их на бедрах - привычно. садится за стол и складывает руки пред собою в замок, предпочитая на чужой (?) территории по правилам хозяйским. хотя это тоже из общего прошлого очередное напоминание. даже, если они были разругавшиеся вдрызг, но им удавалось ужинать {обедать // завтракать} вместе - они всегда оставляли проблемы за пределами кухонной зоны ровно до того, как в четыре руки не перемывали всю посуду - стив ненавидел посудомойки и брок ему и в таких мелочах вот тоже потворствовал. он дергает уголком губ, когда брок обрывает себя, переводя, не договаривая и это тоже б о л ь н о. а ведь, еще неделю назад, когда он обессиленный очередным кошмаром, засыпать себе позволял в тисках объятий баки, он почти что поверил, что смог... что пережил это... что научился о т п у с к а т ь. что ж... нет. не смог. он кивает в знак согласия и на вино и на отсрочку объяснений, которые они друг другу задолжали. уж полчаса на спокойный полуночный ужин // завтрак они найти могут.

[indent] стив поднимается первым, когда опустошает тарелку, и почти что утоляет голод {какова насмешка ведь с броком он всегда был голоден - до секса, до нежности, до простой человеческой близости - с рамлоу он готов был даже просто молчать, лишь бы рядом // лишь бы вместе}, собирает тарелки и отходит к раковине, привычными, отработанными жестами начинает мыть посуду {кто готовил - тот не моет! - это тоже очередное их не гласное правило - их д о м а} и подает тарелки чистые броку, чтоб тот вытирал. привычные манипуляции. словно они у себя в таунхаусе {запертом на ключ, покрытом пылью, в который стив так и не смог вернуться} // да кухня и вправду словно оттуда - и гарнитур тяжеловесный цельного дерева и расположение шкафчиков и чертовы парные чашки, что притащил им как-то роллинз на очередные посиделки совместные за пивом да бейсболом.

[indent] он не оборачивается на брока, когда вручает ему последнюю тарелку. просто подхватывает полотенце с крючка и проворачивает ткань мягкую на каждом пальце своем, вытирая руки, а после подхватывает вино свое в бокале плещущееся {кроваво красное, а ведь они с броком всегда спорили по этому поводу, стив любил белое, даже под мясо в противоречие всем правилам и догмам, словно хотя бы в таких вот мелочах потворствуя своим слабостям} и возвращается в гостиную, наполненную фотографиями и его собственными набросками, за которыми так и не смог вернуться в их дом. а брок вот, видимо, смог. - ты же понимаешь, что нам придется поговорить о прошлом, - фыркает он, слыша шаги мужа позади себя. - обо всем. - режет наживую без анестезии, чтоб наверняка.

[indent] Стена, к которой прислонилась Санса, была стылой и влажной. Северянка ощущала сквозь ткань платья, как холод и сырость верно пробираются внутрь, вымораживают кости, лёгкие и сердце. Вгрызаются в Сансу, точно так же, как псы Рамси вгрызались в несчастных жертв бастарда.
[indent] Санса отодвинулась подальше от стены, свернулась зародышем на соломенном тюфяке. Подтянула ноги к груди, обхватила их руками, пытаясь согреться. На Севере тоже холод властвовал вокруг,  но одежда из меха и шерсти и пышущей жаром очаг помогали стойко переносить его.
[indent] В темнице же не было не очага, ни тёплых одежд. Изнутри рвался кашель, глухой и тяжёлый – им Санса обзавелась пару дней уже как.
[indent] Незачем они узникам.
[indent] И только толстый, плотно набитый соломой тюфяк, да сытная ячменная похлёбка выделяли Сансу из ряда других заключённых. Старк было горько, что приходится радоваться тому, что Санса не спит на гнилой соломе, и не питается одним только чёрствым хлебом, замешанным пополам с опилками. С чего подобная милость? Это подачка драконьей королевы, желавшей оказать пленнице последнюю «милость»? Или просьба Джона, которой Дейнерис Таргариен не решилась отказать?
[indent] Санса не знала.
[indent] Леди Винтерфелла схватили, когда та, в числе прочих гостей, прибыла в Королевскую Гавань на коронацию королевы Дейнерис Таргариен, первой своего имени. Безупречный, руководивший пришедшими за девушкой людьми, на ломанном вестероском  объявил, что леди Санса Старк виновна в измене. В заговоре против королевы. И потому должна будет проследовать в темницу. Северяне, сопровождавшие Сансу, обнажили было мечи, готовясь биться за свою леди, но Старк им не позволила, не желая, чтобы их перебили.  Сказала, что не хочет кровопролития , и потому подчинится людям королевы. Что всё это – досадная, нелепая ошибка. Что она искренне недоумевает о причинах своего ареста и надеется, что недоразумение вскорости разрешится.
[indent] Пожелала говорить с королевой Дейнерис,  попросила дозволения увидеть Джона, и услышала в ответ, что её просьбы передадут королеве.
[indent] Дни тянулись медленно-тягуче, и Санса, сначала пытавшаяся считать, сколько времени она провела в темнице, вскоре сбилась со счёта. На одной из стен виднелись зарубки, следы пребывания кого-то из прошлых заключённых, и Санса понимала, что счёт дням здесь теряли и до неё.
[indent] Ни Джона. Ни драконьей королевы. Только тюремщик, приносящий еду, забирающий ведро с нечистотами и не думавший отвечать на вопросы Сансы.
[indent] Почему Джон не пришёл навестить её? Не пожелал иметь ничего общего с сестрой-предательницей, опасался, что после визита к ней сам окажется за решёткой, или королева Дейнерис просто не дозволила ему? Последнее представлялось Сансе более вероятным.
Больше всего Сансу мучил, терзал вопрос – на чем зиждутся выдвинутые против неё обвинения? Есть ли у королевы Дейнерис серьёзные доказательства, подтверждающие замыслы Сансы? Те доказательства, что позволят Таргариен  казнить северянку, не прослыв тираном? Или причиной ареста стал всего лишь ненадёжный шёпоток не вызывающего доверия шпиона? А то и вовсе бездоказательные, смутные  подозрения?
[indent] Если доказательств нет, то у Сансы ещё есть шанс оказаться на воле. А если есть… Девушка с горечью подумала, что тогда она повторит судьбу отца.
[indent] И что будет тогда?
[indent] Север, поднявшийся после смерти Неда Старк, был силён. Сейчас север обескровлен войной Пяти Королей, Болтонами, приходом Иных. Север устал от войны, и Дейнерис должна это понимать. Как понимает это и Джон. Джон, влюблённый в Дейнерис и присягнувший ей на верность – получи он достаточно доказательств о предательстве Сансы, станет ли он созывать знамёна, пытаясь отомстить за гибель сестры?
[indent] Санса сомневалась.
[indent] Даже несмотря на то, что Старк действовала в его интересах. Даже если сам Джон этого признавать не хотел.
Если бы у неё всё получилось, Джон бы занял Железный Трон, а Дейнерис Таргариен ушла бы в прошлое, став историей. Правда о происхождении Джона, стараниями Сансы принялась распространятся по Семи Королевствам. Там – случайная будто обмолвка, там – удачно отправленное письмо. Санса делала всё, что могла, чтобы в народной молве Джон предстал героем, мудрым лордом-командующим и правителем Севера, благодаря действиям которого были спасены Семь Королевств от угрозы мертвецов. Санса наблюдала за лордами, подмечая тех, кто был недоволен чужеземной владычицей, осторожно говорила с ними.
[indent] Завоевание Дейнерис Вестероса не прошло гладко – Семь Королевств напоминали бурлящий котёл под плотно закрытой крышкой. Оставалось только дождаться, пока кипяток вырвется наружу. А это, по мнению Сансы, когда нибудь всё же случится, даже несмотря на драконов.
[indent] И тогда можно заявить о правах Джона, более законных, чем у её Величества Дейнерис.
[indent] Даже если сам Джон будет против того.
[indent] Неизвестность угнетала. Санса напряжённо думала, пытаясь понять, где она могла ошибиться, где просчитаться. Есть ли у неё возможность вырваться на волю? Будет ли суд? Или её просто однажды выволокут наружу и бросят перед драконом?
[indent] В коридоре послышались шаги. Несколько человек, ступавших безмолвно. Прошествовав по коридору, они остановились напротив камеры Сансы.  Старк повернула голову. Через прутья решётки виднелась долгожданная посетительница. Дейнерис Таргариен, первая своего имени. Чуть позади драконьей королевы стояли несколько Безупречных, а ещё дальше почтительно скрючившийся тюремщик.
[indent] Санса тяжело поднялась, села на тюфяке. Затем встала, склонила голову в поклоне.
- Ваше Величество. Не представляете, как я счастлива вас видеть, - это действительно так. От неизвестности Старк хотелось выть, подобно лютоволчице. Санса тяжело закашлялась, оперлась рукой о стену.
- Воздух здесь не самый благоприятный для здоровья, - наконец отдышавшись, тяжело произнесла Старк. Затем гордо выпрямилась. Санса осознавала, что выглядит неважно: спутанные грязные волосы, мятое платье, серая кожа. Но она была Старк, она помнила это, и её гордость не вытравишь никакими темницами.

[indent] Стена, к которой прислонилась Санса, была стылой и влажной. Северянка ощущала сквозь ткань платья, как холод и сырость верно пробираются внутрь, вымораживают кости, лёгкие и сердце. Вгрызаются в Сансу, точно так же, как псы Рамси вгрызались в несчастных жертв бастарда.
[indent] Санса отодвинулась подальше от стены, свернулась зародышем на соломенном тюфяке. Подтянула ноги к груди, обхватила их руками, пытаясь согреться. На Севере тоже холод властвовал вокруг,  но одежда из меха и шерсти и пышущей жаром очаг помогали стойко переносить его.
[indent] В темнице же не было не очага, ни тёплых одежд. Изнутри рвался кашель, глухой и тяжёлый – им Санса обзавелась пару дней уже как.
[indent] Незачем они узникам.
[indent] И только толстый, плотно набитый соломой тюфяк, да сытная ячменная похлёбка выделяли Сансу из ряда других заключённых. Старк было горько, что приходится радоваться тому, что Санса не спит на гнилой соломе, и не питается одним только чёрствым хлебом, замешанным пополам с опилками. С чего подобная милость? Это подачка драконьей королевы, желавшей оказать пленнице последнюю «милость»? Или просьба Джона, которой Дейнерис Таргариен не решилась отказать?
[indent] Санса не знала.
[indent] Леди Винтерфелла схватили, когда та, в числе прочих гостей, прибыла в Королевскую Гавань на коронацию королевы Дейнерис Таргариен, первой своего имени. Безупречный, руководивший пришедшими за девушкой людьми, на ломанном вестероском  объявил, что леди Санса Старк виновна в измене. В заговоре против королевы. И потому должна будет проследовать в темницу. Северяне, сопровождавшие Сансу, обнажили было мечи, готовясь биться за свою леди, но Старк им не позволила, не желая, чтобы их перебили.  Сказала, что не хочет кровопролития , и потому подчинится людям королевы. Что всё это – досадная, нелепая ошибка. Что она искренне недоумевает о причинах своего ареста и надеется, что недоразумение вскорости разрешится.
[indent] Пожелала говорить с королевой Дейнерис,  попросила дозволения увидеть Джона, и услышала в ответ, что её просьбы передадут королеве.
[indent] Дни тянулись медленно-тягуче, и Санса, сначала пытавшаяся считать, сколько времени она провела в темнице, вскоре сбилась со счёта. На одной из стен виднелись зарубки, следы пребывания кого-то из прошлых заключённых, и Санса понимала, что счёт дням здесь теряли и до неё.
[indent] Ни Джона. Ни драконьей королевы. Только тюремщик, приносящий еду, забирающий ведро с нечистотами и не думавший отвечать на вопросы Сансы.
[indent] Почему Джон не пришёл навестить её? Не пожелал иметь ничего общего с сестрой-предательницей, опасался, что после визита к ней сам окажется за решёткой, или королева Дейнерис просто не дозволила ему? Последнее представлялось Сансе более вероятным.
Больше всего Сансу мучил, терзал вопрос – на чем зиждутся выдвинутые против неё обвинения? Есть ли у королевы Дейнерис серьёзные доказательства, подтверждающие замыслы Сансы? Те доказательства, что позволят Таргариен  казнить северянку, не прослыв тираном? Или причиной ареста стал всего лишь ненадёжный шёпоток не вызывающего доверия шпиона? А то и вовсе бездоказательные, смутные  подозрения?
[indent] Если доказательств нет, то у Сансы ещё есть шанс оказаться на воле. А если есть… Девушка с горечью подумала, что тогда она повторит судьбу отца.
[indent] И что будет тогда?
[indent] Север, поднявшийся после смерти Неда Старк, был силён. Сейчас север обескровлен войной Пяти Королей, Болтонами, приходом Иных. Север устал от войны, и Дейнерис должна это понимать. Как понимает это и Джон. Джон, влюблённый в Дейнерис и присягнувший ей на верность – получи он достаточно доказательств о предательстве Сансы, станет ли он созывать знамёна, пытаясь отомстить за гибель сестры?
[indent] Санса сомневалась.
[indent] Даже несмотря на то, что Старк действовала в его интересах. Даже если сам Джон этого признавать не хотел.
Если бы у неё всё получилось, Джон бы занял Железный Трон, а Дейнерис Таргариен ушла бы в прошлое, став историей. Правда о происхождении Джона, стараниями Сансы принялась распространятся по Семи Королевствам. Там – случайная будто обмолвка, там – удачно отправленное письмо. Санса делала всё, что могла, чтобы в народной молве Джон предстал героем, мудрым лордом-командующим и правителем Севера, благодаря действиям которого были спасены Семь Королевств от угрозы мертвецов. Санса наблюдала за лордами, подмечая тех, кто был недоволен чужеземной владычицей, осторожно говорила с ними.
[indent] Завоевание Дейнерис Вестероса не прошло гладко – Семь Королевств напоминали бурлящий котёл под плотно закрытой крышкой. Оставалось только дождаться, пока кипяток вырвется наружу. А это, по мнению Сансы, когда нибудь всё же случится, даже несмотря на драконов.
[indent] И тогда можно заявить о правах Джона, более законных, чем у её Величества Дейнерис.
[indent] Даже если сам Джон будет против того.
[indent] Неизвестность угнетала. Санса напряжённо думала, пытаясь понять, где она могла ошибиться, где просчитаться. Есть ли у неё возможность вырваться на волю? Будет ли суд? Или её просто однажды выволокут наружу и бросят перед драконом?
[indent] В коридоре послышались шаги. Несколько человек, ступавших безмолвно. Прошествовав по коридору, они остановились напротив камеры Сансы.  Старк повернула голову. Через прутья решётки виднелась долгожданная посетительница. Дейнерис Таргариен, первая своего имени. Чуть позади драконьей королевы стояли несколько Безупречных, а ещё дальше почтительно скрючившийся тюремщик.
[indent] Санса тяжело поднялась, села на тюфяке. Затем встала, склонила голову в поклоне.
- Ваше Величество. Не представляете, как я счастлива вас видеть, - это действительно так. От неизвестности Старк хотелось выть, подобно лютоволчице. Санса тяжело закашлялась, оперлась рукой о стену.
- Воздух здесь не самый благоприятный для здоровья, - наконец отдышавшись, тяжело произнесла Старк. Затем гордо выпрямилась. Санса осознавала, что выглядит неважно: спутанные грязные волосы, мятое платье, серая кожа. Но она была Старк, она помнила это, и её гордость не вытравишь никакими темницами.

[indent] Стена, к которой прислонилась Санса, была стылой и влажной. Северянка ощущала сквозь ткань платья, как холод и сырость верно пробираются внутрь, вымораживают кости, лёгкие и сердце. Вгрызаются в Сансу, точно так же, как псы Рамси вгрызались в несчастных жертв бастарда.
[indent] Санса отодвинулась подальше от стены, свернулась зародышем на соломенном тюфяке. Подтянула ноги к груди, обхватила их руками, пытаясь согреться. На Севере тоже холод властвовал вокруг,  но одежда из меха и шерсти и пышущей жаром очаг помогали стойко переносить его.
[indent] В темнице же не было не очага, ни тёплых одежд. Изнутри рвался кашель, глухой и тяжёлый – им Санса обзавелась пару дней уже как.
[indent] Незачем они узникам.
[indent] И только толстый, плотно набитый соломой тюфяк, да сытная ячменная похлёбка выделяли Сансу из ряда других заключённых. Старк было горько, что приходится радоваться тому, что Санса не спит на гнилой соломе, и не питается одним только чёрствым хлебом, замешанным пополам с опилками. С чего подобная милость? Это подачка драконьей королевы, желавшей оказать пленнице последнюю «милость»? Или просьба Джона, которой Дейнерис Таргариен не решилась отказать?
[indent] Санса не знала.
[indent] Леди Винтерфелла схватили, когда та, в числе прочих гостей, прибыла в Королевскую Гавань на коронацию королевы Дейнерис Таргариен, первой своего имени. Безупречный, руководивший пришедшими за девушкой людьми, на ломанном вестероском  объявил, что леди Санса Старк виновна в измене. В заговоре против королевы. И потому должна будет проследовать в темницу. Северяне, сопровождавшие Сансу, обнажили было мечи, готовясь биться за свою леди, но Старк им не позволила, не желая, чтобы их перебили.  Сказала, что не хочет кровопролития , и потому подчинится людям королевы. Что всё это – досадная, нелепая ошибка. Что она искренне недоумевает о причинах своего ареста и надеется, что недоразумение вскорости разрешится.
[indent] Пожелала говорить с королевой Дейнерис,  попросила дозволения увидеть Джона, и услышала в ответ, что её просьбы передадут королеве.
[indent] Дни тянулись медленно-тягуче, и Санса, сначала пытавшаяся считать, сколько времени она провела в темнице, вскоре сбилась со счёта. На одной из стен виднелись зарубки, следы пребывания кого-то из прошлых заключённых, и Санса понимала, что счёт дням здесь теряли и до неё.
[indent] Ни Джона. Ни драконьей королевы. Только тюремщик, приносящий еду, забирающий ведро с нечистотами и не думавший отвечать на вопросы Сансы.
[indent] Почему Джон не пришёл навестить её? Не пожелал иметь ничего общего с сестрой-предательницей, опасался, что после визита к ней сам окажется за решёткой, или королева Дейнерис просто не дозволила ему? Последнее представлялось Сансе более вероятным.
Больше всего Сансу мучил, терзал вопрос – на чем зиждутся выдвинутые против неё обвинения? Есть ли у королевы Дейнерис серьёзные доказательства, подтверждающие замыслы Сансы? Те доказательства, что позволят Таргариен  казнить северянку, не прослыв тираном? Или причиной ареста стал всего лишь ненадёжный шёпоток не вызывающего доверия шпиона? А то и вовсе бездоказательные, смутные  подозрения?
[indent] Если доказательств нет, то у Сансы ещё есть шанс оказаться на воле. А если есть… Девушка с горечью подумала, что тогда она повторит судьбу отца.
[indent] И что будет тогда?
[indent] Север, поднявшийся после смерти Неда Старк, был силён. Сейчас север обескровлен войной Пяти Королей, Болтонами, приходом Иных. Север устал от войны, и Дейнерис должна это понимать. Как понимает это и Джон. Джон, влюблённый в Дейнерис и присягнувший ей на верность – получи он достаточно доказательств о предательстве Сансы, станет ли он созывать знамёна, пытаясь отомстить за гибель сестры?
[indent] Санса сомневалась.
[indent] Даже несмотря на то, что Старк действовала в его интересах. Даже если сам Джон этого признавать не хотел.
Если бы у неё всё получилось, Джон бы занял Железный Трон, а Дейнерис Таргариен ушла бы в прошлое, став историей. Правда о происхождении Джона, стараниями Сансы принялась распространятся по Семи Королевствам. Там – случайная будто обмолвка, там – удачно отправленное письмо. Санса делала всё, что могла, чтобы в народной молве Джон предстал героем, мудрым лордом-командующим и правителем Севера, благодаря действиям которого были спасены Семь Королевств от угрозы мертвецов. Санса наблюдала за лордами, подмечая тех, кто был недоволен чужеземной владычицей, осторожно говорила с ними.
[indent] Завоевание Дейнерис Вестероса не прошло гладко – Семь Королевств напоминали бурлящий котёл под плотно закрытой крышкой. Оставалось только дождаться, пока кипяток вырвется наружу. А это, по мнению Сансы, когда нибудь всё же случится, даже несмотря на драконов.
[indent] И тогда можно заявить о правах Джона, более законных, чем у её Величества Дейнерис.
[indent] Даже если сам Джон будет против того.
[indent] Неизвестность угнетала. Санса напряжённо думала, пытаясь понять, где она могла ошибиться, где просчитаться. Есть ли у неё возможность вырваться на волю? Будет ли суд? Или её просто однажды выволокут наружу и бросят перед драконом?
[indent] В коридоре послышались шаги. Несколько человек, ступавших безмолвно. Прошествовав по коридору, они остановились напротив камеры Сансы.  Старк повернула голову. Через прутья решётки виднелась долгожданная посетительница. Дейнерис Таргариен, первая своего имени. Чуть позади драконьей королевы стояли несколько Безупречных, а ещё дальше почтительно скрючившийся тюремщик.
[indent] Санса тяжело поднялась, села на тюфяке. Затем встала, склонила голову в поклоне.
- Ваше Величество. Не представляете, как я счастлива вас видеть, - это действительно так. От неизвестности Старк хотелось выть, подобно лютоволчице. Санса тяжело закашлялась, оперлась рукой о стену.
- Воздух здесь не самый благоприятный для здоровья, - наконец отдышавшись, тяжело произнесла Старк. Затем гордо выпрямилась. Санса осознавала, что выглядит неважно: спутанные грязные волосы, мятое платье, серая кожа. Но она была Старк, она помнила это, и её гордость не вытравишь никакими темницами.

 

---

Если я уйду, то не навсегда. Ты мне только верь - это я прошу тебя.
Я боюсь сказать, ты - любовь моя. Я вечно буду ждать тебя!

---

[indent] клэри фрей — одна на миллион такая: раздражающая до озноба по коже; до закатывания глаз, до дергающегося кадыка; до нескончаемого желания убраться от неё как можно подальше; просто потому, что с ней рядом - н е в ы н о с и м о.
[indent] клэри фрей — одна на миллион причина, по которой всегда цельная натура алека лайтвуда грозится распасться на сотни мириады осколков микроскопических, что будут застревать в капиллярах, венах да артериях, причиняя мучительную, нескончаемую агонию, сводящую его с ума.
[indent] клэри фрей — одна на миллион секунда его сна, из которого сумеречному охотнику, хотелось бы выбраться, да не можется, ибо быть может, но не хочется: он и сам этого не знает // не хочет знать; он живет разумом, но не сердцем, зачастую... и ошибается быть может не лучше, чем любой примитивный.
[indent] клэри фрей — одна единственная [тут уж не до миллионов], кто вроде бы всегда стоит между ним и джейсом, только почему-то кажется вдруг, что все с точностью да наоборот, потому, что это вейланд стоит между ним: алеком лайтвудом и этой зудящей, раздражающей девицей, которую хочется убить, но еще больше прижать к себе, зарыться руками в рыжих волосах и узнать так ли сладки её губы на вкус, как ему снилось этой {и десятками других} ночью.

[indent] он много чего знает о д о л г е и ответственности. он - старший сын своих родителей, он всегда был тем, на кого всегда возлагались те самые пресловутые - б о л ь ш и е_н а д е ж д ы. он не имеет права на собственное счастье {никогда и не имел! - "мы лайтвуды, мы разбиваем носы и живем с последствиями" - я помню, мама, мне никогда не забыть твоих уроков!} // и он делает то, что от него требуется, запирая собственное нежное нутро, как можно дальше // туда куда никому не добраться // отключает эмоции, без которых проще // которые только мешают. и плевать на то, что в институте никто и не верит в их с лидией внезапную л ю б о в ь. ему нужен институт, ей нужен статус, они друг другу ничего не должны. так будет правильно. так будет верно. а алек старается не думать о магнусе, в чьих глазах боли поселилось немеряно, когда бруклинский маг узнал, что лайтвуд не отступится, что сделает только так // именно так, как от него требует его д о л г. а алек старается не встречаться глазами больше необходимого с клэри фрей, просто потому, что не уверен, что тогда окончательно не сломается // не разобьется полностью так, что не с о б р а т ь уже будет никогда_ни за что.

[indent] он знает, что этого решения его собственного никто и не может понять, сколько бы не пытался. ни джейс, ни иззи. но они оба рядом. потому, что так было всегда. они оба принимают его выбор и готовы вместе с ним разбираться с последствиями и алек мелочно думает о том, что если б не эта вот поддержка, он и не смог бы сделать то, что д о л ж н о. он и не исправляется на самом деле. потому, что есть треклятый магнус, смотрящий так испытывающе в его глаза, не говорящий ни слова, да магу этого и не нужно, и лайтвуд хватается за него, как за спасительную соломинку, бросается к нему, и целует впервые так заполошено и сладко, чтобы после краем взгляда отследить, как фрэй покидает зал, а после и сам институт, и не может... свершив уже одно деяние эгоистичное, отказаться и от второго тоже. снежный ком завсегда становится лавиной, и алек буквально слышит гул в ушах собственных, который заставляет его отпрянуть от мага, как можно дальше, виновато коснуться его щеки пальцами своими длинными и отвести взгляд, уперев его в хлопнувшие за клэри двери, сжимая руки в кулаки.

[indent] - мне нужно идти, - шепчет он, убирая руки с лацканов пиджака бейна, хотя бы себе прямо сейчас чтобы признаться, что должен был сминать в том поцелуе требовательном совсем другие губы рыжей невыносимой, что сбежала от него прочь в мглу ночную. - мне правда нужно идти, - загнанно, испуганно. и магнус вовсе не заслуживает всего этого дерьма, уж точно не заслуживает, но и оставаться прямо здесь и сейчас, с ним, когда она где-то там, в огромном этом городе он тоже не в силах. - мне очень жаль. прости меня, если сможешь, я не должен был так делать, - алек касается губами щеки магнуса, и не позволяет себе смотреть на парабатая {который едва ли сможет его простить или понять; не в этот раз так уж точно!}, что стоит позади него, уверенный в том, что он - алек счастье свое в руках бруклинского мага обрести способен {что ж так отчаянно и сам алек никогда еще не ошибался // не то, что все остальные, что думают, что он свершает в глазах сумеречных охотников ужасный мезальянс, и чтоб они сказали, если бы это клэри стояла на месте магнуса, что если бы она сделала это // но фэрдчайл предпочла сбежать, а лайтвуд не может не бежать следом}. не может взглянуть и на младшую сестру, которая наверняка горда им, тем, что он боролся за себя и свои чувства к магнусу {и их наличие вовсе свести на нет никак не получается, если уж честно, просто те другие // не прошенные и не званные прямо сейчас куда сильнее и влекут за собою на улицы темные, туда, куда сбежала одна невозможная и раздражающая особа, которой едва ли с ним будет х о р о ш о!}. сбегает оставляя после себя слишком много вопросов, и ни единого ответа. все так же облаченный в смокинг собственный свадебный. сбегает за той, которая принесла в его жизнь лишь череду разладов.

[indent] он находит её // не может не найти. словно связанный с ней узами теми, что определению нормальному // естественному не подлежат и не смогут никогда. и сумеречный охотник известным всем и вся своей выдержкой, впервые в жизни действительно по-настоящему боится. не смерти от  рук [щупалец или чего либо еще] демона // не предательства со стороны джейса [который может выбрать не лайтвудов; это до сих пор пугает алека и спать ночами не дает; вдруг его брат, его лучший друг, его парабатай от него отвернется] // и уж точно не неодобрения со стороны родителей [эта чаша ими с изабеллой уже испита годами до дна]. нет, алека лайтвуда сейчас терзает совсем другой страх: он боится, что вдохнув её аромат, он потеряет те последние остатки самоконтроля, которые у него есть, когда она не рядом. но клэри фрей не даст спуску алеку лайтвуду. только не она и только не ему.  ему бы нужно было вернуться в институт, не начинать то, что по определению не может закончиться чем-то правильным, уколоть её в очередной раз издевкой. потому, что правда жизни такова: она не для него // он не для неё. да и вообще, у него есть магнус [они ведь теперь вроде как встречаются, разве нет?!]. но, стоит признать: алек лайтвуд слаб по части клэри фрей. потому, что он знает, что будет дальше. и это вовсе не то, что от него могут ожидать все те, кто его знают. все, кроме клэри фрей. и правда в том, что он уже не принадлежит ни себе, ни магнуса, ни джейсу. и это одновременно худшее и лучшее, что может случится с таким, как алек лайтвуд. потому, что он знает: она не уйдет // он не сможет отвернуться. она с ним может себе позволить быть сильной. и это тоже пугает. она его пугает. до нервной дрожи // до паники // до озноба. его пугает маленькая девочка с глазами зелеными, подобными огромным изумрудам на любимой колье его матери. его пугает эта девочка, потому, что в отличие от него самого: она-то уж точно знает зачем она здесь.

[indent] - я не знаю, что я здесь делаю, - признается честно, не притрагиваясь даже, и не пытаясь это расстояние в два шага между ними сократить до минимума. а после добавляет жестко, потому, что молчать больше не в силах. - ты могла бы сказать мне, знаешь, - криво улыбается. они оба сейчас явно не вписываются в эту темную подворотню: она в своем струящемся до пола платье невероятном, что подчеркивает рыжину её волос, да он в своем белом пиджаке. да и куда они вдвоем вообще могли бы вписаться?! как будто это что-то изменило бы? но признайся, да - и з м е н и л о бы всё!

  [indent] "эмоции только мешают" — помнишь сам ей это твердил без устали, когда начал тренировать "маленькую девочку", раз за разом поражаясь тому, с какой легкостью она умудряется адаптироваться к твоему миру, хоть её для тебя всегда оставался чужим. но твои собственные слишком восприимчивы сейчас, не так ли, александр лайтвуд, когда она так близко, что по крупице // по одной тонкой ниточке вытягивает все их из тебя просто только тем фактом, что остается рядом // не уходит, не плачет // просто смотрит на тебя так, что видит, кажется всего насквозь словно обладая рентгеновским зрением, препарируя тем временем не столь тело, сколь твою и без того истерзанную ею же самой душу. и тебе так хочется снова прокричать, чтобы оставила тебя в покое [дала тебе возможность снова стать тем самым алеком лайтвудом, которым ты был до вашей первой встречи, мучимый собственной любовью к парабатаю, которая теперь отчего-то кажется лишь бредовым вымыслом и не более того]. хочется сказать о том, что ты не просил этого // что у тебя все должно было бы быть иначе: в любом случае твоя жизнь была бы куда проще и легче [может просто не лучше], если бы её не было в твоей жизни. если бы не стояла, как прежде напротив, смеряя тебя своим болезненным этим взглядом, который открывает тебе куда больше, чем ты позволить себе можешь принять. почему ты не можешь уйти, охотник сумеречный? почему, лайтвуд? почему она срывает на живую с тебя кусок за куском остатки твоего самообладания? почему она [одна единственная на всем белом свете], кто может выжигать на твоей коже взглядом лишь простым ожоги не стираемые и не излечимые. тебе бы впору хоть бы зажмуриться, но ты не отказываешь себе в слабости // сладости просто видеть украдкой, как мерцают её зеленые глаза в отсветах ночных фонарей. ты слишком слаб с ней. с кем угодно можешь быть сильным, но не с ней. не получается, ведь так, александр? у тебя не получается снова затиснуть себя в кокон степенного // взрослого и разумного сумеречного охотника. не тогда, когда она так близко.

[indent] просто протяни руку и коснешься: представь себе на секунду хоть каков на ощупь этот бархат алебастровой кожи под твоими пальцами. просто шагни вперед и она окажется в твоих руках. она будет в твоих объятиях. и вот именно это-то и пугает тебя. твои чувства зашкаливающие // эмоции твои не поддающиеся логическому никакому объяснению. с ней ты сам себя снова и снова теряешь и не имеешь никакого понятия, как обрести вновь. потому, что она моргенштерн. потому, что она запретна для тебя. потому, что она совсем не такая. она — пришлая, примитивная, маленькая девочка. у тебя наготове есть десятки таких вот описаний, которыми ты готов её оплести, но не в силах. не сегодня. ни когда есть только вы и ночной нью-йорк, который готов сохранить любую вашу тайну за семью нерушимыми печатями. потому, что как бы там ни было: она нашла тебя. единственная нашла. и она не ушла. все еще здесь. все еще смотрит на тебя и на ресницах этих длинных мерцают невыплаканные слезы [тебе бы пальцами своими точенными длинными их коснуться, что ощутить тактильно их мягкость и смахнуть влагу эту, которой лишь ты один виной]. и ты не можешь этого вновь произнести, тебе отказывает твое же собственное тело: ты не способен от неё прямо сейчас здесь и сейчас отказаться. хочешь ли вообще этого, лайтвуд? хочешь ли всю жизнь прожить свою без неё? и какой будет та жизнь? просто закрой глаза, алек и представь: у тебя ведь будет тогда твой бруклинский маг, который вполне может оказаться способным на то, чтобы сделать тебя "почти что" счастливым. у тебя будет другая совсем жизнь, в которой ты с ней случайно [намного реже, чем следовало бы] будешь сталкиваться в коридорах университета, чтобы просто поздороваться. ты будешь жить, "почти" как следует. почти // почти // почти... но никогда не так, как мог бы, если бы только себе позволил чуть больше сегодня. отпустить бы себя самого на волю вольную: разрешить бы себе: чувствовать, жить на полную, не просто, как охотнику, а как простому молодому парню, жаль ты не простой, и не обычный. у тебя никогда не было такой возможности и сейчас ты, как и прежде цепляешься ногтями отчаянно за свое прошлое // за алека лайтвуда, которым был до знакомства с ней. — почему я не могу отпустить тебя, фрей? — чрезмерно резко срывается с губ твоих ответ этот скользящий, чтобы ударить по ней и срикошетить по тебе самому. лжешь, когда ты научился так искренне лгать, алек? когда ты стал настолько нестабильным в эмоциональном плане? можешь дать ответ и сам себе его даешь: она научила тебя жить чувствами своими, не отрицая их наличие. и эти самые чувства сейчас слишком сильны, они  завладевают всем тобой и ты не в силах более с ними бороться. не можешь этого сделать, как бы не рвался прочь, знаешь, что останешься здесь: с ней.

\потом заменить на фандомное

например

— Папа, папа, можно я буду супергероем? — Конечно, только ешь много каши, не водись с незнакомыми мужчинами и не отвечай согласием на сомнительные предложения.

Основная проблема 21-ого века заключалась в том, что про супергероев была куча комиксов, немало мультфильмов и неплохая подборка в кинематографе, но ни один из них не отвечал на вопрос и не давал инструкцию к тому, как стать супергероем. 
Ладно, вероятно, в эту «основную» проблему еще пытался затесаться и тот факт, что исключая конвенты, фестивали и фандомные ивенты, супергероев просто не существовало. Это делало грустно, печально, и Бэтмобиль был исключительно собранным конструктором, стоящим на полке после четырнадцатого дня рождения, но никак не рабочим девайсом. И даже не то, чтобы списанным в полном соотношении с оригинала, по причине отсутствия доказанных фактов его существования. Ладно, это даже можно уточнить как полностью доказанные факты всего обратного.

Стайлз не то, чтобы грустил, скорее свято верил, и до сих пор утверждал, что супергерои существуют, и определенно прилетят их спасать, утверждал, активно жестикулировал и искренне возмущался, когда ему пытались возразить, но вообще, да, не то, чтобы сильно верил. Это как Санта Клаус и его существование – ты понимаешь, что под елку или в носок тебе кладет подарки отец, но все равно стоически защищаешь его существование, как только взрослеешь достаточно, чтобы перестать цепляться за то, что тебе семь лет и ты обалдеть какой взрослый. А в детстве поддерживаешь сказку для того, чтобы отец верил, что дарит тебе то самое чудо. В детстве в их с отцом жизнь порой пыталась затесаться отчетливая недостаточность чудес. Недостаточность чудес в крови — звучит как диагноз.

Но да, супергерои. Если приглядеться к фактам, то да, вампиры, друиды, оборотни и чистый zero в количестве знакомых или хотя бы просто существующих супергероев. Да даже суперзлодеев. Тяга Стайлза к Сверхъестественному немного утихомиривается на положительной ноте, где Скотт становится оборотнем, Бейкон Хиллс оказывается эпицентром всего непонятного, но это не отменяет еще одного трагичного факта, того самого, что несмотря на всю подборку всякой сверхъестественной фигни, лето складывалось бесконечно скучным. Будто тоже решило устроить себе каникулы, и, с одной стороны, это отличный и чудесный факт, во славу всеобщей безопасности и все такое, а с другой. С другой, Скотт смотался с Эллисон в короткое путешествие, а Стайлз откровенно скучал. Скучал и беспардонно провисал в фандомных чатах, потому что играть в приставку одному — тоже менее интересно, чем на пару с кем-то. Разумеется, он рад за Скотта, разумеется, он рад за них с Эллисон, и даже когда-нибудь смирится на все сто — в смысле он почти уже и так — что лучший друг теперь не доступен 24 на семь, а счастливый обладатель личной жизни. А Стайлз счастливый друг счастливого обладателя. В общем, не спивается с горя Стайлз чисто потому, что у него есть интернет.

В интернете как всегда происходит какая-то ересь, и Стайлз уже полчаса как выключает компьютер [просто закрыть крышку, Стайлз] и дует спать, но цепляется взглядом за объявление и цепляется еще раз. Стайлз решает протянуть руку помощи, и тянется к мышке, чтобы щелкнуть на иконку приват сообщений — едва успевает, потому что сейчас обсуждают премьеру нового фильма, и сообщение  очень быстро скатывается под скролл, который не каждый полезет читать.

Хей-хей, ты бы хотя бы штат поставил, тебе же сейчас придет тысяча предложений И ВСЕ на другом конце Америки, серьезно, это называется закон подлости.

А еще это может быть и не Америка вовсе, огромный мир, открывающийся тебе с просторов всемирной паутины. Черт, а это уже звучит как пропаганда интернет-зависимости… хотя, что поделать, если интернет, он такой и есть. Вступительное «чувак», Стайлз все-таки трет, чтобы казаться более сознательным, и пропагандирует оптимизм. А вообще, он уже показывает себя как элитного помощника, который подсказывает важные вещи. Кстати про подсказки.

И да, это чат по комиксам, серьезно, спасение мира — клевый так, но его же зафлудят за секунду.

Справедливости ради — успешно уже. Но anyways.

А в чем заключается заключается спасение мира? Возрастные ограничения?

Пальцы Стайлза сначала лезут набирать сообщение, под аккомпанемент врожденного любопытства, а уже потом включается мозг и задает закономерные вопросы. В любом случае, он еще ни на что не подписывается, просто спрашивает, просто интересно, его же не собираются вычислять по айпи и принуждать к неизвестной работе, в самом деле. А Стайлз вовсе не покупается на хэштеги еда и спасение мира. В конце концов, будь там _фастфуд _молочные_коктейли _ спасение мира — работало бы круче.

Какого это быть магом и иметь способности? Многие люди мечтают об этом, но они даже не представляют себе, с чем могут столкнуться. Мне это всю жизнь только мешало. У меня никогда не было друзей и общаться с людьми мне было не просто. Я никому не могла рассказать о себе и постоянно вынуждена была сдерживать свою силу, которая с каждым днем только увеличивалась. Когда-то это пытались делать родные, но у них не очень получалось, вот только сейчас я осталась совсем одна. Конечно, я вполне могла вернуться в Гэтлин, в этот маленький забытый Богом городок, где даже интернет отказывается нормально работать, о хороших магазинах и кафе вообще можно забыть. Там знают все и обо всех, поэтому долго скрывать о себе правду вряд ли у меня бы получилось, ведь я не такая, как мой дядя. Да, я всегда была по натуре одиночкой, но затворником меня назвать сложно. Пожалуй, после проживания в больших городах, в Гэтлине я бы точно долго не продержалась. Я сбежала. Оставила дом и родных. Я обещала бабушкам, что поступлю в колледж, но так этого и не сделала. Обманывать я не собиралась, но сначала мне необходимо было научиться контролировать свой дар и гнев, и найти свое место в этом мире. Как не странно, я до сих пор не знала чего хочу от этой жизни.
Вот уже год я путешествовала по штатам в надежде, что смогу разобраться в себе. Как не странно, пока у меня это не очень получалось. Я чувствовала, что приближается что-то темное. Что-то, с чем я сама не смогу справиться. Снова стали сниться кошмары. Все по старому сценарию — я снова падала в бездну, но теперь, вместо Итана, мне пытался помочь другой мужчина, какой-то блондин. К чему бы это? Все было слишком странно, и, как назло, рядом не было бабушек или Эммы, чтобы все объяснить. Нет, звонить им я не могла, иначе меня бы точно забрали домой. Но как я найду ответы, если буду заперта в четырех стенах? После случая с Уотом они вряд ли согласились еще кого-то ко мне подпустить. Вот уже несколько месяцев меня сопровождали сильные дожди с грозами и молнией, сильный ветер, а иногда и град с ураганами. Конечно, обычные люди никак не могли объяснить это, но я знала правду. Во всем виновата только я. Конечно, я не хотела причинить вреда окружающим, но от моего желания уже ничего не зависело. Я слишком сильна для этого мира, и слишком слаба, чтобы покончить с этим. Я не утверждаю, что являюсь самым сильным магом, просто сильнее я пока не встречала.
На этот раз мой выбор пал на Новый Орлеан. Пожалуй, с этим городом было проще всего, ведь и до моего приезда здесь бывали ураганы. Заселяться в гостиницу я не стала, решив, что лучше всего будет ночевать в машине. По крайней мере, так было безопаснее для всех. Оставив транспортное средство на окраине города, я решила немного прогуляться, о чем впоследствии очень пожалела. Стоило мне только подойти к одному из кафе, как из нескольких ближайших заведений вылетели все стекла. Сначала послышался сильный треск, а затем всех прохожих осыпали осколки стекла. Я прикрыла голову руками, а услышав крики, поспешила скрыться с места преступления. Только добравшись до машины, я остановилась, чтобы немного осмыслить произошедшее. Только теперь я заметила, что и сама пострадала. На руках было несколько небольших порезов, из некоторых до сих пор торчали мелкие кусочки стекла. Кое-как вытащив их, я пыталась вытереть руки о свою кофту. Стоило мне это сделать, как на лицо упали несколько капель. Что же, с моим приездом погода здесь начинала портиться, и дождь был делом времени. Дальше будет только хуже, поэтому надолго в городе я задерживаться не могла. Не прошло и пары минут, как начался ливень. Не смотря на это, прятаться в машине я не собиралась. Я убрала мокрые пряди волос с лица и посмотрела на небо. Судя по сгустившимся тучам, погода еще не скоро изменится. Я вполне могла исправить подобную оплошность, но не знала, стоит ли это делать. Нет, я не боялась, что меня увидят, ведь в это все равно никто не поверит, даже в таком городе, где все так почитают магию вуду, жрецов и всяких там Лоа. Я читала обо всем этом, хоть и считала по большей степени бредом.

[indent] Когда всё в этом мире настроено против тебя, всё по определению идет в полной противоположности от того, на что ты рассчитываешь. И Цзинь Лин знал это слишком хорошо, каждый день на протяжении всей своей жизни ощущая ту несправедливость, которая стала его постоянной подругой, что крепко вцепилась в золотистый рукав и не спешила отпускать. Холодная хватка самой Судьбы была отвратительной. А Жулань не любил холод, от слова совсем, и потому вечное недовольство, что отпечаталось на лице юноши - привычный образ, который видит всякий, кто не заглядывает глубже. Да и какая разница, что там внутри, когда снаружи всё и так ясно, да?
[indent] «Да вы издеваетесь!» - ругается он, когда мысли заполнены полнейшим возмущением, и собственный голос звучит предательски громко, оглушая сознание и не позволяя слышать то, что говорят вокруг старшие. Цзинь Лин, способный справиться в одиночку с любой проблемой, заданием, тем более с обходом территории, по его нескромному мнению, естественно, вынужден идти в компании никого иного, как Лань Цзинъи. Те еще образцы совершенства, за которыми следовали многие кланы - как признак того идеального, что отсутствовало у всех остальных кланов. С чем бы лично он поспорил, потому что... ну разве не понятно, что истинное совершенство, словно отлитое в золоте, заключается в ордене Ланьлин Цзинь? Ладно, сейчас разговор не об этом. И из всех Ланей ему достался тот, кто не спешил молчать, следуя их же правилам, говорил, смотрел, пытался совладать с его непостоянными всплесками раздражения и, кажется, юноша сам заражался его отвратительным состоянием. Лин не любил разговаривать. Лин не любил компанию. Но больше всего он не любил собственное раздражение, от которого пальцы начинали безвольно трястись, когда он терял контроль над ситуацией.
[indent] Цзинь Лин натягивает пояс, за который закреплен лук на его груди, чувствуя, как деревянная рукоять упирается прямо в спину. Раздражен, до отвратительного скрежета зубов, и это прекрасно выдают его пальцы, что нервно крутят в руках шнурок, не найдя себе лучшего занятия. Грубая кожа на кончиках пальцев от частой стрельбы с луком перестала быть чувствительной, поэтому это не вызывало дискомфорта. Но внутреннее возмущение возрастало.
[indent] За небольшой деревушкой, находящейся южнее Гу Су, начали пропадать местные жители. Уходя в лесную чащу, по единственной дороге, что была и входом, и выходом из небольшого поселения, люди перестали возвращаться. Всё списывалось на злых духов, что затягивали путников вглубь леса. Но стоило заклинателям оказаться на месте, как не было найдено совершенно... ничего. Не было ни духовной энергии, ни тел, ни того, кто мог быть причастен ко всему этому. Пусто. Словно тот, кто исполнял свой приговор, был умнее привычных тварей, что забирают людские жизни. И сейчас были сформированы группы, чтобы найти зацепки. И он недовольно выдыхает, когда понимает, что поиски ни к чему не приводят, юноша смотрит по сторонам, изучает территорию, пытается сосредоточиться, но то и дело отвлекается на белое ханьфу, так выделяющее безупречные черты ордена Лань.
[indent] Сколько раз ему повторить, что ему гораздо комфортнее быть одному, чтобы Цзинъи поступил благоразумно и оставил его наедине с самим собой? Дело в том, что работа в команде - как неизведанная граница, через которую он категорически отказывался ступать. Просто потому, что его воспитали так... он сам должен добиться успеха, не полагаясь ни на кого, ведь мир жесток и, как твердил ему дядя, он может доверять только себе. У него есть только он сам, порой и близкие люди могут предать, а иногда их просто не окажется рядом, потому ему не стоит надеется, что кто-либо поможет. Есть только так знакомое ему - «я», всё остальное не имеет значения. Его слова, которые он повторял из раза в раз, навсегда отпечатались в голове и даже сейчас строгий голос мельком воспроизводится в голове и оглушающее - «Цзинь Лин!»- заставляет остановиться, выпрямив спину, натянув, словно тетиву лука. Ему не показалось...?
[indent] Ни дядя. Ни его собственные мысли. Ни тем более что-то постороннее. Но отчего собственная интуиция, которая никогда не подводила, переняла на себя манеру речи его дяди, его голос, тон. Готов поспорить на всё, что у него есть, что позади него только что был Цзян Чэн, и юноша буквально кожей ощутил импульс от ударов молний его Цзыдяня. Даже на расстоянии, да что там - в воспоминании - он вызывает необходимые эмоции, от которых по коже разбежались мурашки, не давая забыть, что ему нельзя ударить в грязь лицом, и тут же приказывает сам себе - «Соберись же!».
[indent] «Цзинь Лин!» - повторилось, снова и это заставило остановиться. И в этот раз со стороны небольшой поляны, что выделялась из лесных деревьев, кажется, в ночной темноте что-то сверкнуло. Или ему показалось?
[indent] - Какого...?! - но не успел он договорить, привлечь внимание или крикнуть Ланю, чтобы тот обернулся, потому что это "что-то, что сверкнуло в темноте", было от него по правую сторону. Рука Лина машинально ложиться на деревянную основу лука, и он мгновенно вытягивает его из-за спины, касаясь пальцами стрелы позади себя, но резкий выброс чего-то наподобие тумана, полностью застелил глаза. Не видит, совершенно ничего, у этого тумана слишком плотная структура. И вовремя соображает закрыть нос и рот рукавом ханьфу, ругая себя за то, что не успел вдохнуть полной грудью до того, как воздух вокруг словно был выкачан и заменен всем этим. А свободная рука, в которой еще был лук, крепче сжалась на деревянной рукояти, потому что стрелять одной рукой... он что похож на шута, что даже будет пытаться справиться с этой задачей? Нет. А потому оружие в ту же секунду возвращается на место, когда он касается меча, что аккуратно сложен в ножнах на его поясе и пытается выцепить взглядом Цзинъи, но... безуспешно.
[indent] Лин отпрыгивает в сторону, оказываясь вне этой дымки, пытаясь найти напарника, ну или хотя бы того кто стал причиной это тумана. Делает глубокий вдох, прокашлявшись от спертого воздуха в легких, чтобы вернуть себе привычный голос, и крикнуть, привлекая внимание.
[indent] - Цзинъи, ты где там прохлаждаешься?! - Лань был ближе к месту, откуда произошел выброс, не удивительно, если успел сделать вдох неизвестного вещества. Особо рассчитывать на то, что это что-то безобидное, не стоит, от этого не было бы этого хрипа в голосе, кашля, от которого разъедало горло. Но стоит только заметить белоснежное ханьфу в самом центре тумана, как он снова делает вдох, глубокий, во все легкие, чтобы вновь вступить в неизвестность, и задерживает дыхание. Его рука касается Цзинъи за локоть, в попытке вытянуть того, но даже резкое и грубое прикосновение к его руке не срабатывает, и Лин мысленно ругается, потому что у них нет времени на все эти капризы с прикосновениями, которые для ордена Лань кажутся вопиющим нарушением личного пространства. Ни время, ни место, тем более ни единого повода, чтобы строить из себя неженок, - «Ну же! Чего застыл?» - ...или дело в чем-то другом?

Ромео: отстаньте оба, я хочу любить Джульетту.
Меркуцио: non.

Меркуцио всегда жил сегодняшним днём, никогда не зацикливаясь на прошлом, не думая о будущем. Проснулся утром живым – отлично, значит, ещё один день можно наслаждаться жизнью, забыв обо всех проблемах, гулять с друзьями по городу, посылать воздушные поцелуи встречным девушкам. А если по пути встретится кто-нибудь из сторонников Капулетти, то всегда можно попытаться нарваться на драку. После этого Бенволио на некоторое время перестанет разговаривать с племянником герцога, но он не умеет долго сердиться – быстро прощает и просит больше не повторять такого. И на следующий день этот сценарий всё равно повторялся.
Меркуцио никогда не боялся смерти; загадочная дама, она приходит, когда ей пожелается, и если она выбрала тебя своей жертвой – ты не сможешь пойти против её желания. Делла Скала часто играл со смертью, ведь в захлебнувшейся ненавистью Вероне сделать это проще всего. Однако он никогда не искал её; если бы он мог увеличить количество часов в сутках, дней в неделе, месяцев в году, чтобы как можно дольше получать удовольствие от жизни... вряд ли кто-то любил жизнь так, как любил её Меркуцио.
Когда начались тайные встречи с Тибальтом, Меркуцио стал мечтать о бесконечных ночах, чтобы как можно меньше расставаться с любимым человеком. Но утро неизменно наступало, и молодой человек вновь вылезал из окна комнаты Тибальта, спускался по верёвочной лестнице, бросая тоскливый взгляд вслед. Чем он лучше Ромео, чей разум часто затуманен влюблённостью то в одну девушку, то в другую? Молодой человек продолжал говорить своим друзьям, что любовь – это полная чепуха, хотя на деле он словно пьян от неё.
И в тот момент, когда Меркуцио хочется жить больше всего, его жизнь внезапно обрывается.

***
Он обещает, клянется Тибальту прийти сегодня вечером, как только закончит бесчинствовать со своими друзьями Монтекки. Ему мало этого короткого поцелуя, но голоса Бенволио и Ромео приближаются, зовут племянника герцога. Меркуцио жаль покидать этот укромный уголок; напоследок он посылает воздушный поцелуй своему кошачьему царю и с хохотом бежит к Монтекки, несмотря на то, что смеяться совсем и не хочется – а иначе беспокоящиеся друзья замучают вопросами. Он не говорит им о своём чувстве тревоги, надеется, что прогулка и весёлые торжества в таверне развеют его тоску, и всё же, всё же...
После застолья в таверне почти трезвым Меркуцио отправляется к дому Капулетти. В час ночной людей на улице практически нет, однако ему не нужны случайные свидетели – он держится поближе к стенам, постоянно куда-то сворачивает, петляет. И эта осторожность играет с ним злую шутку. Один из проклятых сторонников Капулетти возникает словно из ниоткуда из одной из множества подворотен Вероны и вонзает кинжал прямо в живот Скалигера.
Меркуцио видит застывшее в ужасе лицо врага, кинжал с гербом Капулетти падает на каменную мостовую, когда убийца ретируется – нет, тот не хотел нападать на племянника герцога, опознался. Должно быть, ослеп от моей красоты, – криво улыбается молодой человек, падая на колени от боли, безуспешно пытаясь остановить кровь из раны. Меркуцио так хочется жить, что он находит в себе силы ползти до более людного места, где его заметят и окажут помощь... или добьют. Слабак, даже прикончить как следует не смог, сбежал... Будь на его месте Тибальт, он бы убил меня так быстро, что я даже не заметил бы этого. Делла Скала действительно предпочёл бы умереть от руки кошачьего царя; смерть из-за какого-то неизвестного Капулетти кажется ему недостойной.
Силы раненого не бесконечны, и, в конце концов, он изнемогает и ложится на камни. Холодно, неудобно, больно... но не страшно. Обидно. Обидно, что его жизнь закончится вот так скучно. Меркуцио ждал смерти на дуэли, в окружении толпы народа, которую он бы потряс своим представлением, своим финальным монологом; они надолго запомнили бы этот день.
– Ромео?... Бенволио?... Тибальт?... – шепчет Меркуцио, но никого из них нет рядом в последние часы его жизни. Этот путь ему придётся пройти в полном одиночестве. Перед тем, как глаза молодого человека закрываются, ему кажется, что он видит королеву Маб, склонившуюся над ним. Она что-то тихо говорит своему поэту, однако он уже ничего не слышит.

***
Меркуцио не знает, сколько времени он провёл без сознания, но когда он открывает глаза, то обнаруживает себя в знакомом месте – это комната Тибальта. Капулетти притащили меня в свой дом? Сколько герцог им заплатил за это? Молодой человек больше не чувствует боли, он чувствует себя лёгким как пёрышко, как будто больше нет неподъёмной ноши на его спине. Он прикладывает ладонь к месту ранения – ни раны, ни крови. Хмурится, пытается вспомнить произошедшее. Подходит к окну.
Перед ним – пустынные улицы Вероны, ни единой живой души здесь нет. Такого не может быть, ведь перед особняком Капулетти всегда проходят горожане – кто-то спешит по своим делам, кто-то любуется домом и тихонько завидует. Даже издалека обычно слышен шум с рынка, но здесь – угнетающая тишина. И Меркуцио вспоминает.
Он умирал на холодной каменной мостовой, и некому ему было помочь. Он умирал в полном одиночестве, желая жить, мечтая видеть своих друзей, мечтая поцеловать Тибальта на прощание и отдать ему свой серебряный крестик на память. Он умирал, а королева Маб что-то ему говорила; теперь он никогда не узнает, что же она сказала.
Из горла Меркуцио вырывается смех, но не безумный, которым он заливался в присутствии своих друзей или пытался разозлить Тибальта. Это горький смех вместе со слезами – делла Скала не помнит, когда в последний раз плакал. Почему ему не дали исчезнуть окончательно, раствориться в темноте, как будто его никогда и не существовало?
В комнате – множество зеркал, и молодой человек заглядывает в одно из них; интересно, он выглядит как призрак или, может, его кожа стала мертвенно-бледной? Может, он похож на ходячий труп? Нет, ничего такого – в зеркале Меркуцио отражается таким, каким он был в жизни, всё в том же фиолетовом наряде и с огромными дырами в рукавах рубашки. Он крутится то так, то сяк, рассматривая себя, но недолго – вскоре в зеркале появляется Тибальт. Вот уж кто точно похож на труп, – смеётся про себя делла Скала, но сердце сжимается в отчаянии. Оборачивается – никого. А в зеркале – вот он, Тибальт, стоит с кувшином в руках. Меркуцио пытается дотянуться до своего кошачьего царя, но проклятое стекло не даёт ему этого сделать.
Звук разбившегося кувшина застаёт Меркуцио врасплох; Тибальт смотрит прямо на него в зеркало, и молодой человек понимает, что Капулетти видит его. Скалигер пытается беспечно улыбаться, как он это часто делал в компании возлюбленного, но улыбка выходит какой-то неестественной.
– Тибальт, – негромко зовёт Меркуцио, – подойди поближе. Я хочу рассмотреть тебя. Мне кажется, я не видел тебя целую вечность... и всю эту вечность я скучал по тебе.
Душа наполняется каким-то чувством лёгкости, и Меркуцио становится почему-то легче улыбаться, хочется вернуться в прежнюю колею. Если в этой вечности компанию ему составит Тибальт хотя бы и через зеркало – он будет только рад.
– И вот я умер, – уже почти естественно улыбается делла Скала и даже немного посмеивается. – Было так обидно умирать не от твоей руки, знаешь ли! Совсем твои сторонники расслабились, плохо ты их в узде держал, – и задаёт вопрос, который ему почему-то так был интересен на данный момент. – А что было потом, после моей смерти? Наверно, все поминали меня хорошими словами, не правда ли?

- Вот и кончилась наша дружба, да?
- От тебя всегда было слишком много беспокойства. Сам знаешь.

"Ты прав, Цзинь Гуанъяо, я знаю. Я всегда был для тебя "слишком". Слишком шумным, слишком прямолинейным, слишком скорым на расправу. С твоей любовью к интригам и подпольным играм это было чересчур. Такой человек как я всегда рядом - я бросал на тебя тень, это вызывало ненужные вопросы, да? Все больше ненужных вопросов, которые стали совсем неудобными, когда новый глава клана вступил в права".
Они выросли вместе - он и ублюдок Цзинь Гуань Шаня, они знали друг о друге такое, что не доверят даже матери, даже родному брату. Тот был старше, он - совсем сопляк, но они стали ближе братьев, вместе они были сильнее, чем по одному. Он уже тогда был ранимым, этот Яо, ранимым и злопамятным, и Сюэ Ян смеялся, глядя как он вздрагивает на каждый презрительный оклик. "Сын шлюхи" - тоже мне оскорбление. Шлюха-мать, по крайней мере, не давала сыну голодать. Ему до их знакомства приходилось добывать пропитание самостоятельно. И все же иногда, когда какой-нибудь придурок зарывался особенно сильно, Сюэ Ян помогал прикрыть ему рот. Не из сострадания, разумеется, просто такая шваль должна знать свое место. Стали ли они после этого друзьями? Несомненно. Доверял ли Сюэ Ян Цзинь Гуанъяо? Ни одного мгновения.
"Я всегда знал, что однажды это случится". И он опять оказался прав. В день, когда Цзинь Гуань Шань испустил дух, годы их дружбы растеряли свой вес, потому что на другой чаше весов оказался целый Орден. Мэн Яо, сын шлюхи, мог позволить себе дружить с безродным бродяжкой, но Цзинь Гуанъяо, глава Лань Лин Цзинь не должен порочить себя связями с убийцей. Так просто, что даже смешно.
Он и смеялся - когда получил приглашение на тайную встречу с тем, кто уже давно встреч с ним не искал. Он был готов ко всему, когда слушал вкрадчивые вежливые объяснения "ты же понимаешь, теперь нас не должны видеть вместе", но все же не ожидал, что Яо так быстро достанет меч. Вот значит как? Решил избавиться раз и навсегда?
Можно было предположить и это. Новый Глава Лань Лин Цзинь не из тех, кто делает лишь полдела в надежде, что сойдет и так - определенно, Сюэ Ян мог бы догадаться. И то, что несмотря на всю свою недоверчивость оказался слишком наивен, тоже было смешно.
"Ты сделал выбор. Теперь волнуйся, как бы тебе об этом не пожалеть".
Беспечность стоила ему раны в боку - не смертельной, но глубокой и весьма болезненной. Преследовать его Яо не стал: Сюэ Ян не обольщался на этот счет. Тот не давал уйти, просто понимал, что на улицах города давно уже ему не соперник, тем более вид Главы, преследующего какого-то бродягу посеял бы много слухов. А может, он просто надеялся, что рана окажется достаточно серьезной, чтобы Сюэ Ян сдох где-нибудь под забором, как прочили ему в детстве озлобленные торговцы. Что ж, если так, он надеялся зря.
Сюэ Ян не просто скрылся и пережил ту ночь. К рассвету он точно знал, куда пойдет.

Легендарный Безночный город оказался не таким уж прекрасным, как о нем распевали в балладах, и дело было не в том, что сейчас тот переживал далеко не свой расцвет. Красота, какой бы совершенной она ни была, всегда теряла вблизи свой блеск. Красавицы оказывались тщательно нарумяненными дурнушками, живописные пейзажи - слякотными болотами или пыльной степью, а прекрасные города оборачивались вонючими подворотнями и угрюмыми жителями, бросающими на тебя косые взгляды из-за каждого угла. Хорошо, если только взгляды.
О, у них был повод для такой подозрительности. Чужак с мечом в окровавленной одежде - он раздел какого-то неудачника по дороге и перевязал рану, но жара и усталость делали свое дело - и на новом одеянии медленно, но верно проступало кровавое пятно. Люди пялились - он прикрикнул пару раз на особенно глазастых, а потом зажал в уголок какого-то мальчишку и в деталях расспросил, куда идти. Впрочем, найти дорогу оказалось не так уж и сложно. Вэнь Жохань даже после падения клана не сильно страдал от лишений. Пострадала разве что его гордость, подумал Сюэ Ян, беззастенчиво озираясь в чистых высоких стенах.
- Простите, кто вы сказали, хочет его видеть? - вежливо, но с плохо скрываемой настороженностью уточнил слуга, даже забыв поклониться.
Кажется, ему трудно было поверить, что кто-то может быть настолько смелым или настолько безумным, чтобы так представляться. Сюэ Ян широко улыбнулся и расправил плечи, несмотря на острую боль в боку.
- Приглашенный ученик Ордена Лань Лин Цзинь, - повторил он очень отчетливо.

Пепел падает на камни мостовой хлопьями грязного снега, оседает на эполетах мантии, дерет горло смрадом гари; зарница неутихающего пламени пляшет в потемневшем колком льде ее взгляда, заставляет танцевать тени сокрушенно замерших подле нее. Церковь Киркволла лежит грудой камней, хрустящими осколками витражей под их сапогами. Если и уцелел кто — сейчас уже не спасти. У них нет времени разгребать завалы ради трех-десяти — сколько там было этой ночью, сколько молилось, прося у Создателя благости? — пока Мередит готовит штурм Казематов.

Что же ты наделал?

Смотря на сгорбленную спину друга — друга ли? Знала ли Андерса или всегда был только тронутый дух? — Хоук не чувствует ничего из того, что следовало бы. Она злилась, когда Изабела сбежала с треклятой книгой, ссыпала отборной руганью, когда Варрик вздумал оставить осколок красного лириума, готова была прогнать душечку-Мерриль и в порох эльфийскую диковину стереть, когда той вздумалось починить опасное зеркало. Она должна чувствовать хоть что-то: злиться и ненавидеть за ложь и смерти невинных, презирать за слабость поддавшегося нашептыванию демона, — своих она слышит каждый день со смерти матери, но скорее вскрыла бы горло, чем продалась, — за то, что заставил ее делать выбор, которого не желала. Должна рвать и метать, разодрать в клочья Завесу, чтобы явить ему насколько опасная ее ярость. Но ей совершенно, до глухоты пусто и все что чувствует — непомерную усталость, заставляющую тяжело опереться на посох, не позволяя подкоситься коленям.

Себастьян впивается пальцами в лук — дедов, тяжелый, с крепкими плечами; как пылко благодарил, когда нашла его, вернув наследнику, — пылает праведным гневом, требует заслуженной кары, казни, смерти, грозится вводом войск Старкхевена, если откажут, а уши все еще режет его крик утраты. Мариан ловит себя на тупой, бесполезно-отрешенной ныне мысли: она так же орала над телом матери? Так же страшно надрывала глотку, бестолково прося-требуя Андерса исцелить Лиандру?

Глухой голос Андерса — нет, не его, Андерса не существовало, дух играл с ней, как и положено гребанным существам Тени, — заставляет ворохнуться внутри первому проблеску гнева. Отлично. Ярость все, что ей сейчас нужно, чтобы не сломиться окончательно.

— Оглянись. Это не справедливость, это бойня. Ты подписал им смертный приговор. Весь мир будет еще больше бояться и ненавидеть магов. Сотни смертей будут на твоей совести. И моей. Ты этого желал, Справедливость?.. Или лучше Месть?

Ее тошнит от мысли, что она причастна. Что ее имя будет наравне с его. Защитница и одержимый развязавшие войну, которую не остановить даже чудом. Кто поверит в иное, когда выступит на стороне угнетенных магов? Кто поверит, что не желала подобного?

Как я могла быть такой слепой?

Ваэль все вещает, не в силах остановиться даже когда его пытается осадить дипломат-Варрик, когда загораживает Защитницу Авелин, подставляя себя под возможный выстрел. Мариан подобное сейчас только принимает к сведению, хмуро окинув принца взглядом. Она, демон подери, едва ли не своими руками возложила на его чело корону, очистив подступы к трону; она, демон подери, могла бы напомнить, что случилось в прошлый раз, когда в Тени осмелился возвести на нее стрелу. Ей щелчка пальцев достаточно, чтобы сжечь тетиву.

Голова раскалывается.

Ваэль напирает призывами, мусолит треклятую стрелу, словно готов и их прошить разом с отступником. Мариан хочется выпалить, чтобы не глупил, что суд над Андерсом Верховной Жрицей может хоть как-то сгладить последствия. Он не состоял в Круге, деяния одного не могут быть виной всех. Право Уничтожения объявлено вне закона. Можно попытаться уменьшить численность будущих жертв. Она хочет потребовать заткнуться на минуту и дать ей подумать, как разгрести всю эту зловонную кучу.

Встречается с ним взглядом и понимает, что без толку и они загнаны в угол принцем, поглощенным утратой. Хоук даже отчасти понимает его, на своей шкуре испытав подобное — достучаться до принца сейчас невозможно. Если не сделают, что требует — Старкхевен пойдет войной и Киркволл не выстоит. Он и сегодняшнюю битву может не пережить.

Отступник не смотрит на нее, не поднимает взгляд и на Ваэля. Одна жертва против сотен — какое решение может быть проще? Жизнь предавшего, подставившего, вымаравшего ее кровью непричастных.

Жизнь того, кто спасал, рискуя своей шкурой, чьими заботами жив ее брат.

— Если я отдам за это жизнь… значит отдам. — Твердо, убежденно, словно слыша ее мысли. Словно снимая с нее ответственность.

— Да будет так.

Потертая рукоять отцовского ножа ложится в ладонь удобно, привычной тяжестью. Ваэль замолкает, сверлит ее взглядом, ждет. Ей не впервой бить наотмашь, не оставляя не шанса. Ей впервой бить так. Хоук склоняется к отступнику, обнимает его со спины рукой, сжимающей посох, прижимая к своей груди крепко, жадно, почти нежно. Чувствует запах целебных трав, пропитавшие его накидку, гари и озона магии. Касается губами уха, шепчет рокотом:

— Убирайся. Считай это оплатой долгов. Убирайся и никогда не возвращайся назад кем бы ты ни был.

Острое лезвие вспарывает накидку, мантию. Легко пробивает кожу и плоть, входя дюймами выше печени; на ее шкуре там же собственный неприглядный шрам, болело жутко, до меркнущего сознания и крови было столько, что опасалась подохнуть. Но — выжила. Его стараниями, когда примчался на зов. Одержимому такое, что укус комара. Слышит сиплый вдох боли, видит, как широко распахнулись глаза.

Прощай. Надеюсь, однажды ты найдешь покой.

Отталкивает от себя, отворачивается до того, как тело безвольно упадет к ногам. Взгляды направленные на нее нечитаемымы, только Ваэль с мрачным торжеством переводит взгляд от отступника к ней. Ей нет нужды бросать приказы, когда уходит размашистым, быстрым шагом, все так же сжимая окровавленный нож и не оборачиваясь, опасаясь увидеть, что одержимый выкинет глупость похерив подаренный шанс. Принц нагоняет, равняется с ней, вдыхает, намеренный что-то сказать. Только она его голос слышать больше не желает; сыта по горло.

— Если на мостовые Киркволла однажды ступит твоя армия, если придешь сюда войной, помни — однажды я уже простила твое предательство. — Говорит тихо и спокойно, слишком спокойно для той, в ком с верхом всегда было эмоций и чувств. — Второго раза не будет. Я доберусь, хоть сам Создатель оберегай тебя и вырву глотку. Я могу быть очень хорошим другом, Себастьян. Но враг из меня всегда был намного лучше.

Если бы мне попался на глаза настоящий монстр или призрак, я убежала бы куда глаза глядят и больше не стала бы раскрывать тайны. Хорошо, что их не существует, – усмехается Велма, читая в газете статью об их «Мистической корпорации», об их успехах в расследовании тайн. Упоминаются их самые первые дела, но уделяют внимание и последним. Девушке приятно, что их усилия не пропадают даром. В доме Велмы даже есть помещение, где собраны костюмы некоторых монстров, которых ребятам удалось поймать. Такой небольшой своеобразный музей. Помнится, даже тут им нашлось что расследовать: костюмы оказались сделаны на одной фабрике, что не могло не заинтересовать друзей.
И в этот раз Динкли докажет, что сверхъестественных сил не существует. На прошлой неделе она вычитала в газете про «приведение белой леди». Судя по всему, оно не причиняет беспокойство людям, однако его присутствие в местности тревожит. Если привидение не делает ничего плохого, то почему от него хотят избавиться? – размышляет Велма и несколько секунд спустя понимает, о чём она только что подумала. Так, нет, там нет никакого привидения. Жителям просто показалось. Или это преступники пытаются так ненавязчиво их отпугнуть от чего-то, – девушка быстро себя поправляет.
К счастью, небольшой городок, в котором обосновалось привидение белой леди, находится неподалёку от её родного Кулсвиля, поэтому Динкли не нужно дёргать Фреда для того, чтобы он отвёз её к месту назначения; фургончик тайн без его разрешения она брать не смеет. Ребята уже привыкли, что периодически Велма сама ездит на расследования. Шэгги и Скуби даже благодарны за то, что девушка не тащит их за собой, что они могут спокойно уплетать сделанные по какому-то их собственному рецепту бутерброды.
Когда Велма прибывает в город, она в первую очередь спрашивает местных жителей о привидении. Слышит она одно и то же в ответ – беспокоить оно их не беспокоит, но его присутствие здесь им не нравится. Появилось привидение здесь не так уж давно; поговаривают, девушка дворянских кровей, переехавшая сюда из Великобритании, покончила жизнь самоубийством из-за неразделённой любви. Динкли только хмыкает в ответ... конечно, когда этого уже никто не слышит и не видит. Не хватало ещё нажить каких-нибудь врагов, люди сейчас очень вспыльчивые.
Дом, в котором обитает привидение, выглядит не очень-то приветливо; скорее всего, Велме просто не нравится его архитектура. Внутри она обнаруживает нечто странное – всё чисто, всё убрано, как будто здесь всё-таки живёт какой-то человек. Но жители уверяли, что дом давно заброшен. Странно. Скорее всего, это преступники, – размышляет девушка, когда мимо неё пролетает что-то непонятное. Велма отпрыгивает в сторону и пытается рассмотреть, кто или что это было, однако незваного гостя уже и след простыл.
Ей страшно. Не каждый день неизвестные существа не оставляют за собой следов. Динкли пытается перевести дух, успокоить своё сердце, убедить себя, что пугаться нечего, что это всего лишь преступники пытаются её спугнуть – безуспешно. Наверно, даже хорошо, что она с собой не стала никого брать; ей пришлось бы подавать пример смелости, будь с ней рядом, например, Шэгги и Скуби. А у неё с собой и коробки со скуби-снэками нет.
Спустя некоторое время Велма всё-таки успокаивается и двигается в сторону комнаты, куда пролетело так напугавшее её существо. Открывая дверь, она видит кухню, но здесь уже никого нет. В холодильнике, как ни странно, она находит продукты питания; вот ребята бы обрадовались, – слегка улыбается девушка. У неё нет привычки есть что-либо в незнакомом месте, однако сейчас она проголодалась... так что почему бы и нет? С Шэгги и Скуби же ничего не случалось. А после перекуса она вернётся к расследованию. Динкли берёт пару вкусняшек из холодильника и садится за стол с газетой, надеясь найти больше информации о привидении белой леди.

Давно нужно было подмять Гу Су под Ци Шань. Переговоры и отсылание учеников в Облачные глубины не давали толком ничего, кроме раздражения. Лань Цижень, старый друг... "друг", они с Жоханем достаточно изучили друг друга, чтобы знать болевые точки. Зазнавшиеся выскочки, гордящиеся тремя тысячами правил на своей каменной глыбе! Она же станет их надгробием. Тяжёлый кулак врезался в стену под водой, от чего поверхность в огромной ванне пошла рябью, и какое-то время колыхалась, успокаиваясь. Заставить Циженя играть по правилам Вэнь можно было, раскрутив простую цепочку: их цыплятки былы все наперечёт. Гордость клана, выпестованные, выдрессированные. Жемчужинки.
Укради одну - всё ожерелье рассыпется. Глава Лань сделает многое, чтобы забрать одного из своих крольчат, но главное... главное - что их можно сломать.

На Ночную охоту в лес ходить опасно, но ведь нужно тренировать маленьких заклинателей, не так ли? О пропаже они узнают лишь к утру. И пока весточка с чёрной совой долетит до Гу Су, у Верховного заклинателя Вэнь будет масса времени, чтобы от лучистой звёздочки из Облачных глубин остался только пепел.
- Господин, прибыл Вэнь Чжу Лю, - поклонился слуга за дверью, тень которого была хорошо видна изнутри закрытых дверей, и глава Вэнь поднял голову, отрываясь от созерцания отблесков огней в покрытой травинками и лепестками цветов воде.
- Полагаю, не один, - Вэнь Жохань одним глотком осушил чашу с чаем, стоявшую на бортике, и поднялся во весь рост; к телу прилипли мелкие листья душистых трав. Тлеющие угли глаз прошили пространство, и заставили слугу нервно сглотнуть, хотя видеть хозяина он не мог.
- Проводить их...
- Я лично встречу. У нас почётный гость, ему нужен хороший приём, - он рассмеялся. Смех рождался глубоко в груди, где разливалось удовлетворение и предвкушение.
Влажные волосы тяжело свисали вдоль тела, оставляя на ханьфу тёмные полосы, прилипая к ткани, тонкий аромат трав шлейфом следовал за Верховным заклинателем.

Вэнь Чжу Лю с бесстрастным лицом встретил главу, церемонно поклонился. Жохань вопросительно поднял бровь: он не наблюдал в зале никого, кроме людей Вэнь и слуг.
- Где? - коротко спросил Верховный, и его верхняя губа дёрнулась приподнявшись на миг, как у готового ощериться в оскале зверя.
- Здесь, - так же коротко ответил Сжигающий Ядра, и отошел в сторону. В его тени скрывался вымазанный в грязи черноволосый ланёныш, связанный накрепко. Не было сомнений: вышитая повязка на лбу, траурного вида одежды. Парень явно не сдался без боя, но судя по тому, что его глаза всё ещё яростно сверкали, а ци струилась под кожей ровными потоками, сам Вэнь Чжу Лю его не касался.
Хорошо.
Вэнь Жохань не стал трогать юношу. Короткий звон огласил зал, и в грудь мальчишки устремилось лезвие сабли, замерев в половине ладони от его рёбер.
- Как. Тебя. Зовут? - разделяя слова, спросил глава Вэнь. В багровых радужках полыхал нехороший огонь.